Anna

"Любовь - это когда два сердца танцуют один вальс..."


Молодая девушка сидела у окна. Она, склоняясь над листком белой бумаги, старательно выводила буквы. Сейчас ей никто не мог помочь, из-за болезни она ослабла. Сильно ослабла. Чахотка забирала ее силы, оставляя ей взамен лишь пару минут жизни. И хотя каждое движение давалось ей с огромным трудом, Анна смогла подняться и присесть для того, чтобы исполнить то, что она считала своим долгом. Перо ласково скользило по бумаге, как будто понимало, что от того, сколько успеет рассказать эта девушка зависит жизнь человека.

"Дорогой папенька! Я пишу Вам это письмо, потому что знаю, что скоро умру. Нет, я знаю, что Вы сейчас думаете, но поверьте, я это чувствую. Моя болезнь забирает мои жизненные силы, а я не могу молчать. Дорогой мой, единственное, о чем я прошу Вас - позаботьтесь о Петре. Не дайте его в руки этих извергов! Он - единственное, что радует меня в этой жизни..." - ее усталые руки выронили перо с черной краской на пол, что создало шум. В комнате появился человек, лет сорока пяти, с усталым видом. Он подошел к Анне и, заставив ее подняться, уложил под одеяло.

- Доченька, милая моя, хватит себя изводить! Тебе нужно лежать, лежать и лежать! Скоро приедет доктор, посмотрит тебя и все сразу станет ясно. Тебе получшает, доченька, нужно только немного подождать. Совсем немного...

- Папенька, я прошу, выслушайте меня! - Анна вцепилась в руку отца так, что тот поежился от боли. Очевидно она собиралась добиться от него того, что не успела передать в прощальном письме. - Папенька! - вновь умоляюще произнесла она.

Отец склонил голову, посмотрел в пустоту. Сейчас он думал только о том, как бы быстрее доставили врача. У него и мыслей не было, что его дочь проживает последние минуты.

- Папенька? Вы меня слышите? - послышался слабый голосок.

- Конечно, солнышко мое, я все слышу, я вижу тебя. Что ты хочешь? Я сделаю все.

- Ты выслушай меня и дай обещание, что выполнишь мою просьбу. Как бы тяжело это не было, пообещай, слышишь? - в ответ она услышала лишь молчание. - Обещай!!! - как можно громче произнесла она и залилась в кашле.

- Ну хорошо, хорошо. Обещаю. Только ты и думать забудь о смерти, ты поняла?

- Хорошо. Знаешь, я умираю. Никто мне не поможет, молчи, я знаю. Сама все знаю... - она сжала еще крепче его руку. Их взгляды сошлись. - Знаешь, я всю свою жизнь жила как в клетке, только рядом с Петенькой я почувствовала себя человеком. Я с детства уповала только на тебя, папенька, раз маменьку забрал Бог. Вы были для меня больше чем отцом, больше, чем другом, больше, чем маменька. Когда мне исполнилось восемнадцать, я начала понимать, что мне не хватает свободы. Вы знаете это чувство, я знаю. Когда мы были на балу у Периновых, я, знаете, даже не надеялась, что такой человек, как Петр Александрович, пригласит меня на танец. Он был таким недосягаемым, таким... Таким... Я даже и сейчас не могу описать, каким он был для меня в тот вечер... Неописуемым. Мы кружились в вальсе, как в сказке, как в каком-то чудесном сне... - она вновь закашляла. Теперь Анна уже не смотрела в глаза отцу. Создалось ощущение, что она пытается убежать от тех эмоций, что сейчас засели в ее душе. - Я знаю, что замужней женщине не пристойно говорить так о мужчине, если он не является ее мужем... но все же я продолжу. - ее рука коснулась стакана воды, но, к сожалению, стакан упал и разбился. Рядом с кроватью образовалась лужа. Иван Семенович попытался дать дочери воды, но, видя, что она не реагирует на его нежности, решил не перебивать дочь. - Так вот. Дальше у нас с Петром начались прогулки. Такие удивительные прогулки по ночной Москве, поездки за город, выезды на природу, лошади... Знаете, папенька, я даже помню как звали его лошадь... Гром. Да, Гром. Его грива... Такая роскошная грива, наверное, ни у одной лошади такой нет! А норов? Ой, о чем это я... Я надеюсь, что Вы, папенька, не злитесь на меня и Петра, ну, из-за нашего побега?

- Нет, что ты, доченька, нет... Все будет хорошо, милая, сейчас Виктор привезет доктора, сейчас... - Иван Семенович то и дело поправлял на постели дочери то одеяло, то подушку. Он у же и сам понимал, что Аннушка слишком плоха, и что никакой врач ее уже не спасет. В его душу пробролись боль и отчаяние.

- Так вот. Когда я узнала, что Вы выдаете меня за Виктора, то все рассказала Петру. Он не мог без меня и мы вместе решили убежать. Слышишь папенька? ВМЕСТЕ! Когда мы приехали в эту деревеньку, Речную, то несколько дней, проведенных там, нам показались раем. А ведь это и был рай! Самый настоящий рай! Только он и я, и речка... Папенька.... Сколько же всего хорошего было в то время! Но, впрочем, это неважно... Вы поймите, Петенька ни в чем не виноват!!! Он только защищал мою честь, вот и все!

- Так вот и защищал бы на дуэли, а не так... - отец резко повернул голову в сторону окна, в надежде увидеть там спасительный экипаж. Но увы, улица была безмятежна.

- Я просила не перебивать меня, папенька! Этот человек оскорбил меня, а Петенька просто решил ему наподдать, чтобы тот забыл дорогу к нашему дому, вот и все. Кто же знал, что этот человек умрет после стычки с Петром... Никто!

-Петра все равно ожидает каторга, я не смогу ему ничем помочь, милая! Даже если бы смог...

- Просто не стал бы, да? Но я же вышла замуж за этого Виктора, что Вам нужно еще папенька? - вновь заголосила она. Из ее груди уже вырывался не крик, а стон о помощи. - Знаете, я всегда любила Петра и всегда буду его любить! Всегда! И ни что мне не сможет помешать это сделать! Ни Вы, ни ваш престарелый закон! Я люблю его! Люблю! И этого Вам не изменить! - это последние слова, вырвавшиеся из ее груди. Ее рука ослабла, голова упала на подушку. Отец склонился над телом дочери и тихо произнес:

- Да будет так. Ты прости меня, солнышко, что не уберег я тебя... А с этим твоим, Петром, я что-нибудь придумаю, обещаю...

Через несколько секунд Иван Семенович услышал шорох в коридоре, шептание и быструю ходьбу людей. Приехал врач, но уже было поздно...