Рассказ 5 (ноябрь 2007 - январь 2008)

Ноябрь 2007 - январь 2008, мне 20-21


После 8 суток реанимации нас перевели в отделение выхаживания недоношенных детей. Месяц мы лежали с Тимохой в разных палатах - он в боксе для детишек, я - в палате для мам. Надо сказать, что мои мысли по поводу того, что в этом отделении уже ничто жизни ребенка не угрожает, были ошибочными. И вскоре я получила этому подтверждение.

Палаты для мам чередовались с совместными палатами, куда поселяли мам с ребенком после месяца лежания в общем боксе. В соседней с нами палате скоро должны были выписать маму с девочкой, которая тоже, по видимому, родилась недоношенной, но теперь ее выходили, она набрала вес, и их готовили к выписке домой. Все детки в отделении лежали на специальных матрасиках - [цензура] Как только ребенок прекращал дышать на 20 секунд - система в матрасике срабатывала и ребенку оказывались немедленные реанимационные действия.

В тот день было примерно 5.40 утра. На кормление надо было идти к 6.00, однако мамы, как правило, просыпались раньше, чтобы успеть сцедить молоко для кормления (дети ели через бутылочки или через зонд). Я отправилась на пост медсестры за соской (они прокипяченые всегда находились там). И вдруг, проходя мимо соседней палаты, я услышала пищание [цензура] Почему-то он пищал очень тихо, не как другие (возможно, села батарейка?!?). Я распахнула дверь и увидела, что в палате нет взрослых - должно быть мама отлучилась в туалет на другом конце коридора. Девочка лежала без движения в своей кроватке, был полумрак, я даже не могла определить какого цвета ее лицо. Медсестры в это время все были в боксе, подготавливая детей к кормлению, поэтому никто и не услышал этого тихого пищания прибора.

В следующую секунду я схватила ребенка и со всех ног понеслась с ним в боксы, к медсестрам, зная, что именно там находится вся аппаратура для реанимационных действий. Когда я выскочила из полутемной палаты на свет, то мельком, на бегу, посмотрела на лицо девочки и ужаснулась: кожные покровы ребенка приняли явственно синюшный оттенок. Бежать до бокса было секунд 40-50, мысли в голове у меня путались, я даже не знала что я скажу медсестрам, когда добегу до них. Но когда я вломилась к ним с синим ребенком на руках, ничего объяснять не пришлось, они и так все поняли.

Они мигом выхватили у меня ее из рук и понесли в соседнее отделение бокса. Кто-то помчался за дежурным врачом, кто-то - за детским реаниматологом. В боксе было 4 отделения, разделенных стеклянными стенами. Девочку унесли в то, которое было по соседству с отделением, где лежал мой Тимоха. Поэтому все действия, которые врачи производили на пеленальном столе, приставленным впритык к стеклянной стене, мне были видны. По сути, они происходили в 10 сантиметрах от меня.

Я видела, как врач несколько минут делала девочке непрямой массаж сердца. Видела, как примчался реаниматолог и начал производить какие-то действия с трубками и прочими аппаратами. Видела ревущую мать этой девочки, которую две медсестры пытались вывести из бокса. Я даже забыла, что началось время кормления и напряженно следила за всем, что происходило за стеклянной стеной. Впрочем - не только я: к детишкам пришли их мамы и тоже заметили суматоху. Не могу сказать точно сколько продолжались реанимационные мероприятия. Я смотрела на личико девочки, ставшее теперь почти белого цвета,на ее закрытые глазки. Потом увидела, как одна из помогавших врачам медсестер вдруг заплакала, затем от девочки отключили аппаратуру. Все было кончено. Реаниматолог плотно сжал губы, завернул девочку в пеленку и медленным шагом направился к выходу из бокса.

Какая тонкая грань между жизнью и смертью...Прошло уже 6 лет, но я до сих пор не могу слышать о детских смертях, потому что гибель этой девочки, произошедшая на моих глазах, навсегда отпечаталась в моей памяти - это не забывается никогда.

Чуть позже я узнала, что девочка умерла от апноэ (остановка дыхания) - синдрома внезапной смерти новорожденных. Апноэ может случиться абсолютно у любого ребенка, однако чаще всего ему подвержены недоношенные или переношенные дети.

По какому-то совпадению, когда нас с Тимохой перевели в совместную палату, то положили именно на то место, где лежали мама и эта погибшая девочка.

В отделении выхаживания недоношенных мы пролежали с Тимохой 2 месяца. Выписывали нас, по странному совпадению, на сороковой день после гибели той малютки. При выписке сказали, что неврология ребенка была при родах сильно повреждена, и что теперь каждые 3-4 месяца мы должны будем с ним приезжать в это НИИ на лечение.

Это был мой первый ребенок, я даже не знала с чем сравнивать его развитие. И не совсем хорошо понимала слова врачей про неврологию. нас выписали 10 декабря, а сразу после нового года мы пригласили с Андреем домой очень опытного невролога. Он осмотрел Тимоху, проверил его рефлексы сказал:

- ваши колики и пупочная грыжа - это все фигня по сравнению с тем, что коснулось вашего ребенка. Я вижу у него тяжелейшую форму ДЦП, спастический тетрапарез - дети с этим диагнозом редко встают на ноги и могут сами себя обслуживать. Они очень медленно развиваются, у них большие задержки в психическом развитии. Однако даже такие детки бывают умненькими и заводят семьи, рожают детей. Как будет в вашем случае - прогнозировать невозможно, поражение мозга кровоизлиянием при родах было очень серьезным.

Именно в тот момент, после этих слов врача, мне открылась ужасающая реальность: у Тимохи тяжелая форма ДЦП, возможно, он никогда не станет самостоятельным и будет всегда нуждаться в моей помощи, и еще не известно разовьется ли он настолько, чтобы окончить хотя бы школу на дому. В 20 лет тяжело было осознавать такой огромный перелом, случившийся в твоей жизни. И у меня началась своеобразная психологическая ломка - отдавать/не отдавать такого тяжелого ребенка в дом инвалидов, как мне начали советовать многие знакомые.Об этом я расскажу вам далее.